— Посмотрим, там у нас всё мясом забито, но попробую вместить, — успокаиваю я его.

— И шашлык вкусный у тебя, а то, как в школьную столовку ходить перестал, так и забыл как мясо выглядит, тут оторвался, — радуется просто парень.

Неудобно как, я никогда не интересовался такими вещами, хотя часто был у них в гостях. Надо ему мяса подогнать, у бабки спрошу.

Тем временем гости собрались и, попрощавшись, поехали в город. Меня Оксанка поцеловала у всех на виду взасос, а Маринка шлёпнула по заднице. Впрочем, она и Похаба шлёпнула, и Кондрат смотрел на это завистливо, однако рыбалка в его голове пока побеждала гормоны.

К обеду стали собираться домой и приехал рыбак, который делал подкормку. Приехал он на древнем мотоцикле «Минск», зато удочки у него были импортные.

— Вы чего, только приехали? — оглядев окрестности, удивлённо спросил он.

— Нет, смотри рыбы, сколько наловили, — недоуменно сказал Кондрат, — а почему спросил?

— Чисто тут, давно так не было. Все деревяшки горелые пропали, бутылки вот там валялись, нет их, а там банки консервные, убрались что ли?

— Это вон Штыба закопал всё, чистюля такой стал, — кивнул на меня Кондрат.

— Это ты? Какой Штыба? Сын бригадира убойного цеха в колхозе? — прищурился он и, дождавшись моего утвердительного кивка, уважительно сказал. — Знаю твоего батю, телка мне колол прошлый год, тот да, порядку научит, кого хочешь, у него в цеху всё блестит как у «кота яйца».

Я, когда был у бати, внимания на порядок не обратил, но чистоту он любил. Баня через день и, хотя по дому порхает бабуля, я, как попал в тело Толика, убираю сам свою комнату.

Вниз к озеру на мотоцикле было легко заехать, а вот в гору — с трудом. Хорошо, рыбак Саныч помог вытолкать наверх.

Едем той же дорогой назад, и надо же, в лесозащитке стоит знакомая молоковозка, и в окне виднеются задранные женские ноги. Мы даже с парнями посвистели им, но мешать не стали. Приехав домой, я первым делом пошёл смотреть место в морозилке, у нас кроме трехкамерного холодильника «ЗиЛ» стояла морозилка «Минск-17», купленная чуть ли не при маме ещё, но исправно морозящая. Сколько я помню, в «ЗиЛе» морозилка была только под бабкино масло и прочее, так как там мороза большого не было, а вот «Минск» морозил как зверь. Как и ожидалось, почти весь забит мясом. Тут выходит трезвый ещё отец и видит рыбу, что я притащил для заморозки.

— Ого, рыбина какая! — удивляется он.

— Это Кондрат наловил, ну и мне отдал, у него хранить негде, — говорю я и прикидываю, сколько штук могу сохранить, заморозив.

— Я возьму рыбину? Поеду в гости, — деловито спросил отец, заодно сообщая, что я лишусь мопеда вот-вот.

— Бери, он нам отдал, может я ему мяса взамен дам, а то места нет? — интересуюсь я.

— Давай, — инфантильно кивает отец, и, спохватившись, говорит, — только пешком к нему иди, мопед мне нужен, уедешь опять на неделю, — ворчит он.

Пользуясь разрешением, беру свинины килограмма два, и баранины столько же и, радостный, иду к Кондрату.

— Ну и зачем? — спросил Кондрат, глядя на мясо.

— Бери, у нас ещё полно, — убеждаю я, думая, что он отказывается из гордости. — Это вместо рыбы отец дал.

— Мне, что рыбу, что мясо некуда ложить, — сообщает очевидную вещь он.

— Класть, — на автомате поправляю я, думая, что реально тупанул, и придётся тащить кусок мяса назад.

— Да класть на ложить, — говорит Кондрат и ржёт. — Давай шашлык опять организуем?

— А батя твой?

— С трезвяка его увезли на пятнадцать суток, денег-то нет заплатить штраф, вернётся злой, конечно, надо будет пару дней переждать в землянке.

Я вспоминаю нашу землянку — ямину на пригорке, закрытую досками, там даже лежак у нас был, и мы часто выпивали, играли в карты там. Бррр.

— Что с вашим холодильником? — перевожу тему с ямы на насущные дела.

— А я знаю? Не фурычит, мастеру платить не чем, — пожимает плечами друг.

— Давай посмотрим, — решаю я, и, несмотря на неохоту Кондрата, иду к ним на кухню.

На кухне включаю изделие тоже Минского завода и не слышу работу компрессора. «Или реле или компрессор, хорошо бы не фреон вытек», — решаю я. Развернул холодильник к себе задом, лезу к компрессору и кричу Кондрату:

— Изоленту и нож неси.

Холодильник и не пытались починить, там всего лишь перетёрся провод к компрессору. Ещё пять минут и холодильник начинает урчать как зверь, а затем и морозить.

— Ух ты, радуется Кондрат и по детски спрашивает, — а можно я своим скажу, что я сам починил, тут же ничего сложного не было?

— Да говори, конечно, бери мясо и пошли за рыбой, — мою и вытираю руки я.

— Тут или мясо или рыба, — вздыхает Кондрат. — Морозилка не резиновая. Рыбу я всегда добуду.

— Сын, а чего ты тут делаешь? — раздаётся басок отца моего друга, а следом на кухню вваливается и сам жилистый и морщинистый урка, весь в наколках. Отпустили его по амнистии, ну а раз «откинулся», надо выпить.

Глава 25

Как же не вовремя он пришёл, я и вправду хотел шашлыков намутить, а тут такой хвост упал.

— Бать, я холодильник починил, — радостно врёт Кондрат.

— Точно, работает он и морозит, — удивляется отец Кондрата, по пути к холодильнику, невежливо так, задев меня локтём.

— Ладно, мне домой пора, дел много, баню топить, потом корову доить, — пытаюсь пройти я, но мешает урка в недоумении смотрящий на мясо в морозилке.

— Украл, скотина? — пытается он ударить Кондрата, но тот уворачивается, хотя удар не прошёл мимо, опять пострадал я, и опять от локтя.

— Руками, дядя Паша, осторожней маши, — зверею я.

В отличие от отца, дядю Пашу я, уверен, уработаю, если ножом не станет махать, а он может, поэтому грублю дозировано.

— Мясо мне Штыба дал, я на рыбу поменял, — быстро тараторит Кондрат.

— Кто? — ещё раз оглядывает меня урка, и моментально меняет тон. — Аа-а Толя. Ты принёс? Ну, спасибо, а отец не вломит за такое?

— Он разрешил мне, я сейчас его приведу, он подтвердит, — блефую и протискиваюсь я между холодильником и уркой.

— Не, не! Я верю, что я не вижу когда «честный фраер» правду говорит, — льстит мне дядя Паша и втискивается в дверку холодильника, чтобы мне удобнее пройти было.

— Нет, так нет. Кондрат Павлович, может туснёмся, до стекляшки? Пусть, уважаемый, отметит возвращение.

— Да что вы ходить по поселку будете как бездомные. Толя мой дом — твой дом, я все равно собрался к боевой подруге идти ночевать, — машет руками дядя Паша и сваливает в туман.

— Да ну эту стекляшку, там старшаки сидят, те, кого в армию забирают. Найдут до чего докопаться, — рассудительно ответил мой друг, не желая идти к универмагу, который мы называли стекляшкой из-за больших витрин.

— Что за подруга у него? — спрашиваю я, когда пауза затянулась.

Кондрату неудобно за батю, но он явно рад, что его не будет сегодня.

— Да есть там парочка шмар, страшные, как атомная война и старые. Он меня к одной водил даже, когда с отсидки вернулся, — отвечает рассеянно Кондрат, и неожиданно добавляет. — А знаешь, чего мой батя твоего боится?

— А он боится? — съезжаю с неприятной темы я — вот уж не хватало нам, корефанам, батями меряться.

— Ссыт. Сейчас расскажу. Четыре года назад, когда его закрыли за то, что начальнику своему глаз выбил, была одна история. Мой отец, бухой в стельку, твою бабку ударил в магазине, она возмутилась, что тот без очереди лез. Несильно, конечно, так, отмахнулся. Дядь Валера пришёл к нам во двор, выгнал меня и маму и долго беседовал с отцом. Мы вернулись через час, когда твой вышел со двора, у бати всего один фингал был, но он потом дня три в лежку лежал. Мама даже хотела пойти к участковому, но без толку, отец сказал, ничего он писать не будет, мол, ему и на этом свете хорошо, и выпить и закусить можно, а даже попадёт к хозяину — будет жить как человек там.

— Ничё себе! Но он и меня мордует, — сознаюсь не по-пацански я. — Я поэтому и сваливаю подальше.